waldemar_betz

Источник

https://kukuschkin.blogspot.com/2019/02/blog-post_5.html

В сентябре 1941 года рейхсминистр вооружения и боеприпасов д-р Фриц Тодт предложил связать Европу с Россией и Украиной скоростной железной дорогой. Она должна была иметь колею 3000 мм. Пассажирские поезда имели бы скорость 250 км/ч, грузовые – 110 км/ч. По плану, дорога Москва-Берлин должна быть готова к 1950 году, путь занимал бы 8 часов.

О хозяйственном освоении оккупированных территорий СССР в Германии задумались уже весной 1941 года. Первоочередная задача отводилась строительству транспортной инфраструктуры. Рейхсминистр вооружения и боеприпасов д-р Фриц Тодт в сентябре 1941 года представил Гитлеру план строительства железных дорог с широкой колеёй. Они должны были связать всю Объединённую Европу – от Парижа до Казани, и от Копенгагена до Баку.

О хозяйственном освоении оккупированных территорий СССР в Германии задумались уже весной 1941 года. Первоочередная задача отводилась строительству транспортной инфраструктуры. Рейхсминистр вооружения и боеприпасов д-р Фриц Тодт в сентябре 1941 года представил Гитлеру план строительства железных дорог с широкой колеёй. Они должны были связать всю Объединённую Европу – от Парижа до Казани, и от Копенгагена до Баку.

Руководителем проекта сверхпоездов «Breitspurbahn» был назначен доктор технических наук Гюнтер Винс. Проектом устанавливалась ширина колеи в 3000 мм (т.е. три метра), ширина вагона должна была быть 6 метров – при его высоте в 6,85 м.

Учитывая расстояния будущих маршрутов, было решено снизить первоначально проектируемую скорость состава с 400 до 250 км/ч. Таким образом, от Берлина до Москвы расстояние в 2 тысячи километров скоростной экспресс преодолевал бы за 8 часов, до Казани – за 12 часов.

Грузовые вагоны имели скорость 100-115 км/ч и грузоподъёмность до 10 тысяч тонн (максимальная в то время масса «товарняков» – 2 тысячи тонн). Длина товарного состава с локомотивом составляла 1100–1200 м (максимальная длина современного, но без локомотива – приблизительно 500 м).

( Collapse )

Россия пребывала во власти тьмы ещё до того,
как власть захватили большевики

                                                  Арнольд Тойнби

В 1929 году английский историк Арнольд Тойнби совершил турне через всю Евразию. В начале 1930 года проехал он и через Россию. До этого времени Тойнби был страстным русофилом, но путешествие убедило его, что Россия это уродливая Византия. С этого момента и до конца своей жизни Тойнби оставался русофобом.

К тому времени, благодаря своим «Обзорам международной политики», Тойнби успел завоевать репутацию отличного аналитика, в связи с чем он получил предложение принять участие в конференции Института тихоокеанских отношений. Эта поездка была осуществлена за счет английского правительства.

Это путешествие сулило Тойнби личное знакомство с Россией, издавна притягивавшей его внимание. Уже в сделавшей его знаменитым книге «Национальность и война» (1915) он пытается осмыслить исторический опыт России, её роль в европейской политике и культуре. При этом он признал законность геополитических притязаний России, разоблачил «панславистскую страшилку» германской пропаганды и осудил своих соотечественников-русофобов, выдвинувших лозунг «после Германии – Россия!».

Доказывая, что Россия – неотъемлемая часть европейского культурного и политического пространства, Тойнби выразил преклонение перед русской литературой, «столь же значимой и важной для мировой духовной истории, как и французская литература восемнадцатого столетия», и восхищение нравственной позицией российской интеллигенции, не заискивающей перед правительством в отличие от «изолгавшихся» немецких интеллектуалов.

( Collapse )

Но более всего нас поражала полная свобода и беспрепятствен¬ность передвижения не только внутри городов, во всякое время дня и ночи, но также и по всей Германии. Те советские граждане, которым удалось избежать лагерных условий, совершенно свободно ездили по всей Германии, и никто никаких препятствий не ставил. Для это¬го требовалось только иметь документ об исключении из положения остарбайтеров. Я сам в 1942 и 1943 годах по чисто личным причинам и просто из любопытства ездил по нескольку раз из Берлина в Вену, Дрезден, Линц, Мюнхен, Данциг, Кенигсберг и другие города, имея при себе только старый и давно просроченный служебный документ, а многие другие ездили вообще без всяких документов. Поезда были всегда наполнены иностранцами всех национальностей, и контроля никто не опасался. Мы вспоминали при этом, как в нашей «самой свободной в мире» стране, даже в мирное время, никуда нельзя было поехать без специального командировочного предписания или како¬го-либо другого соответствующего документа. Когда летом 1944 года после высадки союзников в Нормандии были опубликованы в Гер¬мании ограничения поездок по железной дороге, они нам казались анекдотичными: так много в этих ограничениях было всевозможных исключений по мотивам чисто личного характера. Но в 1942 году еще никаких ограничений не было и все ездили совершенно свободно.

То же самое относилось к ночному хождению иностранцев по городам. Однажды, вскоре после моего первого приезда в Берлин, поздно ночью мне пришлось провожать одну русскую даму, с кото¬рой меня случайно познакомили в тот день в ресторане. Жила она очень далеко, где-то на окраине Берлина, и нам пришлось 40 минут ехать на метро до конечной остановки Крумме Ланке, затем 15 ми¬нут на автобусе и еще примерно 10 минут идти пешком по каким-то неизвестным мне улицам. Возвращаясь обратно в полной темноте и разыскивая остановку другой автобусной линии, так как к этому вре¬мени поезда метро уже не ходили, я раздумывал, в каком странном положении я окажусь, если меня задержит какой-либо случайный полицейский. Я не знал фамилии и адреса дамы, которую прово¬жал, и даже названия той части города, где я в данный момент на¬ходился. Мне было известно только, что я должен как-то добраться до Курфюрстендамм, откуда я уже мог найти дорогу домой. Это я и объяснил на довольно плохом немецком языке кондуктору подошед¬шего автобуса. В почти пустом автобусе сидели два полицейских, слышавших мое объяснение с кондуктором, но ни один из них не обратил на меня ни малейшего внимания.
Сидя в автобусе, я вспоминал один неприятный, но весьма харак¬терный случай, происшедший в Ленинграде за два года до войны с одним моим знакомым, майором Красной армии и старым членом Коммунистической партии. Как-то вечером он шел на именины или день рождения к одной своей старой приятельнице и по ошибке зашел в подъезд соседнего дома, имевшего случайно точно такой же фасад, как дом, в который он направлялся. В том доме, на его беду, помеща¬лось немецкое консульство10. На лестнице он заметил свою ошибку и повернул обратно, но было уже поздно.

Как только он вышел на улицу, к нему подошел какой-то штатский и предложил следовать за ним. Моего знакомого провели в подъезд соседнего дома, где, как выяснилось, помещался ночной пост НКВД, следивший за немецким консульством. Приведший его агент позвонил куда-то и с торжеством передал, что задержал шпиона, переодетого в форму командира Красной армии. Через несколько минут подъехал закрытый автомобиль и «шпиона» с тортом и букетом цветов повезли в ленинградское областное отделение" НКВД, где и продержали до половины следующего дня. Выпустили его только после того, как на¬вели подробные справки в Генеральном штабе Красной армии, где он в то время служил. До этого ни документы о его высоком служебном положении, ни билет старого члена партии никакого впечатления не оказывали и его в глаза именовали не иначе, как шпионом. Вспоминая все это, я живо представил себе, что было бы, если бы в такое поло¬жение, как я, попал бы какой-нибудь немец или вообще иностранец в Советском Союзе и где он провел бы остаток этой ночи.
Немецкая полиция, по моим наблюдениям, во многих городах Гер¬мании и особенно в Берлине относилась к громадному количеству иностранцев как к некому стихийному бедствию и заботилась только о том, чтобы они не творили особенных безобразий12. Мой хороший знакомый, тоже русский, рассказывал мне следующий анекдотичес¬кий, но также весьма характерный случай. Как-то после сильной по¬пойки он возвращался домой в малосознательном состоянии и часа два ездил на S-Bahn'e из одного конца Берлина в другой, беря в вил¬ку, как говорят артиллеристы, вокзал Фридрихштрассе, перед кото¬рым неизменно засыпал. Наконец какой-то полицейский помог ему выйти из вагона и весьма услужливо показал дорогу домой. Плетясь домой и испытывая нежные чувства ко всем полицейским на свете, этот мой знакомый не нашел ничего лучшего, как бормоча что-то на русском языке, наброситься с объятиями на постового, стоявшего око¬ло центральных казарм берлинского Полицай-президиума. Подобнуюстранную выходку пьяного иностранца полицейский встретил доволь¬но сочувственно и только спросил его с явной завистью: «Mensch13, где это удалось тебе так нализаться?». Я слышал десятки и сотни подоб¬ных рассказов, и все они показывали не только терпимое отношение немецкой полиции к иностранцам, но даже явное к ним сочувствие.

Originally posted by allin777 at Из доклада предпомгола Вознесенского. Март 1921 г.