waldemar_betz

Хабте Арайя, 40-летний житель Швейцарии, был иконой интеграции у себя в стране. Нет-нет, не в Эритрее, откуда он бежал в Цюрих в 2006 году, а в родном кантоне.
Его фото в цехе деревообработки было помещено в брошюрах об успехах интеграции в Швейцарии. Он получил там бессрочный вид на жительство, работал официально, обучался, выучил языки, обзавелся семьей и тремя детьми, давал бесконечные интервью, выступал на собраниях и презентациях. Еще немного - и Арайю бы причислили к лику беженских святых.
Но тут он сорвался. Отлупил жену, запер ее с детьми в доме и сбежал во Франкфурт. Там на главном вокзале недоканонизированный беженец столкнул под несущийся поезд трех человек: мать с 8-летним ребенком и пожилую даму.
Ребенок погиб ужасной смертью, его мать спаслась, прижавшись к путевому колодцу, сеньора уцепилась, падая, за платформу и тоже выжила. А хладнокровный убийца сбежал, но чудом был схвачен полицейским в гражданке.
Его даже не линчевали. Кажется, и морду не набили - благочинно отвезли в КПЗ.
Теперь говорят, что он псих. Может быть, его признают недееспособным и посадят на сколько-то лет в лечебницу. И станет там мерзавец иконой выздоровления. А 8-летнего немецкого мальчишку, который отправлялся с мамой в отпуск с 7-го пути франкфуртского вокзала, быстро забудут. Как лишь по печальному случаю во Франкфурте вспомнили о прошлогодней трагедии на вокзале в северно-рейнском Voerde. Год назад такой же ублюдок, только из Косово, столкнул под летящий поезд 30-летнюю девушку. Как утверждали на недавнем суде, просто из любви к убийству.
В сентябре 2018 подобное случилось в Кельне, в 2016-м- в Берлине.
( Collapse )

Но более всего нас поражала полная свобода и беспрепятствен¬ность передвижения не только внутри городов, во всякое время дня и ночи, но также и по всей Германии. Те советские граждане, которым удалось избежать лагерных условий, совершенно свободно ездили по всей Германии, и никто никаких препятствий не ставил. Для это¬го требовалось только иметь документ об исключении из положения остарбайтеров. Я сам в 1942 и 1943 годах по чисто личным причинам и просто из любопытства ездил по нескольку раз из Берлина в Вену, Дрезден, Линц, Мюнхен, Данциг, Кенигсберг и другие города, имея при себе только старый и давно просроченный служебный документ, а многие другие ездили вообще без всяких документов. Поезда были всегда наполнены иностранцами всех национальностей, и контроля никто не опасался. Мы вспоминали при этом, как в нашей «самой свободной в мире» стране, даже в мирное время, никуда нельзя было поехать без специального командировочного предписания или како¬го-либо другого соответствующего документа. Когда летом 1944 года после высадки союзников в Нормандии были опубликованы в Гер¬мании ограничения поездок по железной дороге, они нам казались анекдотичными: так много в этих ограничениях было всевозможных исключений по мотивам чисто личного характера. Но в 1942 году еще никаких ограничений не было и все ездили совершенно свободно.

То же самое относилось к ночному хождению иностранцев по городам. Однажды, вскоре после моего первого приезда в Берлин, поздно ночью мне пришлось провожать одну русскую даму, с кото¬рой меня случайно познакомили в тот день в ресторане. Жила она очень далеко, где-то на окраине Берлина, и нам пришлось 40 минут ехать на метро до конечной остановки Крумме Ланке, затем 15 ми¬нут на автобусе и еще примерно 10 минут идти пешком по каким-то неизвестным мне улицам. Возвращаясь обратно в полной темноте и разыскивая остановку другой автобусной линии, так как к этому вре¬мени поезда метро уже не ходили, я раздумывал, в каком странном положении я окажусь, если меня задержит какой-либо случайный полицейский. Я не знал фамилии и адреса дамы, которую прово¬жал, и даже названия той части города, где я в данный момент на¬ходился. Мне было известно только, что я должен как-то добраться до Курфюрстендамм, откуда я уже мог найти дорогу домой. Это я и объяснил на довольно плохом немецком языке кондуктору подошед¬шего автобуса. В почти пустом автобусе сидели два полицейских, слышавших мое объяснение с кондуктором, но ни один из них не обратил на меня ни малейшего внимания.
Сидя в автобусе, я вспоминал один неприятный, но весьма харак¬терный случай, происшедший в Ленинграде за два года до войны с одним моим знакомым, майором Красной армии и старым членом Коммунистической партии. Как-то вечером он шел на именины или день рождения к одной своей старой приятельнице и по ошибке зашел в подъезд соседнего дома, имевшего случайно точно такой же фасад, как дом, в который он направлялся. В том доме, на его беду, помеща¬лось немецкое консульство10. На лестнице он заметил свою ошибку и повернул обратно, но было уже поздно.

Как только он вышел на улицу, к нему подошел какой-то штатский и предложил следовать за ним. Моего знакомого провели в подъезд соседнего дома, где, как выяснилось, помещался ночной пост НКВД, следивший за немецким консульством. Приведший его агент позвонил куда-то и с торжеством передал, что задержал шпиона, переодетого в форму командира Красной армии. Через несколько минут подъехал закрытый автомобиль и «шпиона» с тортом и букетом цветов повезли в ленинградское областное отделение" НКВД, где и продержали до половины следующего дня. Выпустили его только после того, как на¬вели подробные справки в Генеральном штабе Красной армии, где он в то время служил. До этого ни документы о его высоком служебном положении, ни билет старого члена партии никакого впечатления не оказывали и его в глаза именовали не иначе, как шпионом. Вспоминая все это, я живо представил себе, что было бы, если бы в такое поло¬жение, как я, попал бы какой-нибудь немец или вообще иностранец в Советском Союзе и где он провел бы остаток этой ночи.
Немецкая полиция, по моим наблюдениям, во многих городах Гер¬мании и особенно в Берлине относилась к громадному количеству иностранцев как к некому стихийному бедствию и заботилась только о том, чтобы они не творили особенных безобразий12. Мой хороший знакомый, тоже русский, рассказывал мне следующий анекдотичес¬кий, но также весьма характерный случай. Как-то после сильной по¬пойки он возвращался домой в малосознательном состоянии и часа два ездил на S-Bahn'e из одного конца Берлина в другой, беря в вил¬ку, как говорят артиллеристы, вокзал Фридрихштрассе, перед кото¬рым неизменно засыпал. Наконец какой-то полицейский помог ему выйти из вагона и весьма услужливо показал дорогу домой. Плетясь домой и испытывая нежные чувства ко всем полицейским на свете, этот мой знакомый не нашел ничего лучшего, как бормоча что-то на русском языке, наброситься с объятиями на постового, стоявшего око¬ло центральных казарм берлинского Полицай-президиума. Подобнуюстранную выходку пьяного иностранца полицейский встретил доволь¬но сочувственно и только спросил его с явной завистью: «Mensch13, где это удалось тебе так нализаться?». Я слышал десятки и сотни подоб¬ных рассказов, и все они показывали не только терпимое отношение немецкой полиции к иностранцам, но даже явное к ним сочувствие.

Originally posted by allin777 at Из доклада предпомгола Вознесенского. Март 1921 г.